Неточные совпадения
У выходов люди теснились, давили друг друга, в особенности
женщины, которые заранее причитали по своим
животам и пожиткам.
— Да у него и не видно головы-то, все только
живот, начиная с цилиндра до сапог, — ответила
женщина. — Смешно, что царь — штатский, вроде купца, — говорила она. — И черное ведро на голове — чего-нибудь другое надо бы для важности, хоть камилавку, как протопопы носят, а то у нас полицеймейстер красивее одет.
Женщина стояла, опираясь одной рукой о стол, поглаживая другой подбородок, горло, дергая коротенькую, толстую косу; лицо у нее — смуглое, пухленькое, девичье, глаза круглые, кошачьи; резко очерченные губы. Она повернулась спиною к Лидии и, закинув руки за спину, оперлась ими о край стола, — казалось, что она падает; груди и
живот ее торчали выпукло, вызывающе, и Самгин отметил, что в этой позе есть что-то неестественное, неудобное и нарочное.
Клим Самгин никак не мог понять свое отношение к Спивак, и это злило его. Порою ему казалось, что она осложняет смуту в нем, усиливает его болезненное состояние. Его и тянуло к ней и отталкивало от нее. В глубине ее кошачьих глаз, в центре зрачка, он подметил холодноватую, светлую иголочку, она колола его как будто насмешливо, а может быть, зло. Он был уверен, что эта
женщина с распухшим
животом чего-то ищет в нем, хочет от него.
Мужики крестились и кланялись, встряхивая волосами;
женщины, особенно старушки, уставив выцветшие глаза на одну икону с свечами, крепко прижимали сложенные персты к платку на лбу, плечам и
животу и, шепча что-то, перегибались стоя или падали на колени.
Позади их стояла в очень грязной серой рубахе жалкого вида худая, жилистая и с огромным
животом беременная
женщина, судившаяся за укрывательство кражи.
— У нас, на селе, одна
женщина есть, тоже все на тоску жалуется. А в церкви, как только «иже херувимы» или причастный стих запоют, сейчас выкликать начнет. Что с ней ни делали: и попа отчитывать призывали, и староста сколько раз стегал — она все свое. И представьте, как начнет выкликать,
живот у нее вот как раздует. Гора горой.
Бабки в жизни бань играли большую роль, из-за бабок многие специально приходили в баню. Ими очень дорожили хозяева бань: бабки исправляли вывихи, «заговаривали грыжу», правили
животы как мужчинам, так и
женщинам, накладывая горшок.
Дед с матерью шли впереди всех. Он был ростом под руку ей, шагал мелко и быстро, а она, глядя на него сверху вниз, точно по воздуху плыла. За ними молча двигались дядья: черный гладковолосый Михаил, сухой, как дед; светлый и кудрявый Яков, какие-то толстые
женщины в ярких платьях и человек шесть детей, все старше меня и все тихие. Я шел с бабушкой и маленькой теткой Натальей. Бледная, голубоглазая, с огромным
животом, она часто останавливалась и, задыхаясь, шептала...
В другом вагоне у него был целый рассадник
женщин, человек двенадцать или пятнадцать, под предводительством старой толстой
женщины с огромными, устрашающими, черными бровями. Она говорила басом, а ее жирные подбородки, груди и
животы колыхались под широким капотом в такт тряске вагона, точно яблочное желе. Ни старуха, ни молодые
женщины не оставляли ни малейшего сомнения относительно своей профессии.
— Места-то какие: Кашемир, Гюллистан! — восклицает он, играя
животом, — женщины-то какие!"Груди твои, как два белых козленка! лоно твое…"ффу!
Ему было лет за сорок; маленький, кривоногий, с
животом беременной
женщины, он, усмехаясь, смотрел на меня лучистыми глазами, и было до ужаса странно видеть, что глаза у него — добрые, веселые. Драться он не умел, да и руки у него были короче моих, — после двух-трех схваток он уступал мне, прижимался спиною к воротам и говорил...
Оглядел всего себя, внимательно, с интересом, начиная от больших арестантских туфель, кончая
животом, на котором оттопыривался халат. Прошелся по камере, растопырив руки и продолжая оглядывать себя, как
женщина в новом платье, которое ей длинно. Повертел головою — вертится. И это, несколько страшное почему-то, есть он, Сергей Головин, и этого — не будет. И все сделалось странно.
Каждое слово свёкра заставляло
женщину чувствовать себя виноватой; она знала, что и муж недоволен ею. Ночами, лёжа рядом с ним, она смотрела в окно на далёкие звёзды и, поглаживая
живот, мысленно просила...
Пока стекала вода, смывая пену с покрасневших от щетки рук, я задавал Анне Николаевне незначительные вопросы, вроде того, давно ли привезли роженицу, откуда она… Рука Пелагеи Ивановны откинула одеяло, и я, присев на край кровати, тихонько касаясь, стал ощупывать вздувшийся
живот.
Женщина стонала, вытягивалась, впивалась пальцами, комкала простыню.
— Так, ты человек!.. Ну, вот я тебе хочу сказать: бить ты ее бей, если без этого не можешь, но бей осторожно: помни, что можешь повредить ее здоровью или здоровью ребенка. Никогда вообще не следует бить беременных
женщин по
животу, по груди и бокам — бей по шее или возьми веревку и… по мягким местам…
Матрена. Народом это, мать, нынче стало; больно стал не крепок ныне народ: и мужчины и
женщины. Я вот без Ивана Петровича… Семь годков он в те поры не сходил из Питера… Почти что бобылкой экие годы жила, так и то: лето-то летенски на работе, а зимой за скотинкой да за пряжей умаешься да упаришься, — ляжешь,
живота у себя не чувствуешь, а не то, чтобы о худом думать.
Полуобнаженный Лаврентий Петрович терпеливо и покорно ожидал и, наклонив большую лысую голову, сосредоточенно рассматривал свою высокую, отвислую, как у старой
женщины, грудь и припухший
живот, лежавший на коленях.
А между тем, носи у
женщины сама стыдливость другой характер, — и не было бы этой дикой ломки и вызванной ею опустошенности. В Петербурге я был однажды приглашен к заболевшей курсистке. Все симптомы говорили за брюшной тиф; селезенку еще можно было прощупать сквозь рубашку, но, чтоб увидеть розеолы, необходимо было обнажить
живот. Я на мгновение замялся, — мне до сих пор тяжело и неловко предъявлять такие требования.
Но почему же нам не смешна
женщина, стыдящаяся обнажить перед мужчиною колено или
живот, почему на балу самая скромная девушка не считает стыдным явиться с обнаженною верхнею половиною груди, а та, которая обнажит всю грудь до пояса, — цинична?
Пожилой мельник тыкал пальцем по направлению слободы, управляющий соображал и перебирал на
животе цепочку часов, а
женщины требовали, чтобы их успокоили и сказали, что вода не пойдет к управительскому дому и службам, стоявшим высоко на горке.
В первой половине девятнадцатого века опухоли яичников у
женщин лечились внутренними средствами; попытки удалять опухоли оперативным путем посредством вскрытия
живота (овариотомия) кончались так печально, что, пиши я свои записки полвека назад, я привел бы эти попытки в виде примера непростительного врачебного экспериментирования на людях.
Брюшные органы, скомканные и придавленные беременною маткою, типически-болезненные родовые потуги, весь этот ужасный, кровавый путь, который ребенок проходит при родах, это невероятное несоответствие размеров — все здесь было чудовищно ненормально, вплоть до тех рубцов на
животе, по которым узнается хоть раз рожавшая
женщина…
В нашу хирургическую клинику поступила
женщина лет под пятьдесят с большою опухолью в левой стороне
живота.
Беременность
женщины «особенно заметна» для Толстого не по обезображенному телу, не по огромному, оскорбительно-уродливому
животу, а по глазам, приобретающим какую-то совсем новую красоту, важную и торжественную.
Синтянина в ответ на это только пожала плечами, и обе эти
женщины молча пошли по домам, оставив Ларису полною госпожой ее пленника и властительницей его
живота и смерти.
Черкасов принял порошок. Фельдшер положил ему на
живот горчичник. Стало тихо. Больной лежал, неподвижно вытянувшись. Керосинка, коптя и мигая, слабо освещала комнату. Молодая
женщина укачивала плакавшего ребенка.
Минут через пять отворилась дверь и вошел Финкель, высокий черномазый выкрест с жирными щеками и с глазами навыкате. Щеки, глаза,
живот, толстые бедра — всё это у него было так сыто, противно, сурово. В «Ренессансе» и в Немецком клубе он обыкновенно бывал навеселе, много тратил там на
женщин и терпеливо сносил их шутки (например, когда Ванда вылила ему на голову пиво, то он только улыбнулся и погрозил пальцем); теперь же он имел хмурый, сонный вид и глядел важно, холодно, как начальник, и что-то жевал.
Чуждые, плоские лица были глубоко бесстрастны и равнодушны,
женщины смотрели и сосали чубуки, сплевывая наземь. И у меня мелькнула мысль: вот совсем так хунхузы будут вспарывать
животы и нам, равнодушно попыхивая трубочками, даже не замечая наших страданий. Я, улыбаясь, сказал это товарищам. Все нервно повели плечами, у всех как будто тоже уж мелькнула эта мысль.
Теперь он видит ее.
Женщина средних лет, довольно красивая, черноволосая, стоит сзади других. Несмотря на шляпу и модное платье с грушеобразными рукавами и большим, нелепым напуском на груди, она не кажется ни богатой, ни образованной. В ушах у нее цыганские серьги большими дутыми кольцами; в руках, сложенных на
животе, она держит небольшую сумочку. Отвечая, она двигает только ртом; все лицо, и кольца в ушах, и руки с сумочкой остаются неподвижны.
Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и
живот и назад держать голову,
женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко.
Темка переселился из общежития к ней. Он помогал, в чем только мог и на что хватало времени. Был к Марине нежен и внимателен. Но — что скрывать? Неловко как-то было ему, когда он теперь шел с нею по улице, и встречные, особенно
женщины, быстрым и внимательным взглядом окидывали выпячивающийся
живот Марины. И как у ней походка изменилась!